Linkuri accesibilitate

«Кто угодно может бить людей». Бывший милиционер — о протестах в Беларуси


Люди в темной одежде в составе группы силовиков 1 ноября 2020 года
Люди в темной одежде в составе группы силовиков 1 ноября 2020 года

В самом начале протестов в Беларуси, пока люди, не привыкшие иметь дело с силовиками, только-только начинали разбираться, у кого какая форма (черная – ОМОН, оливковая – спецназ МВД, камуфляжная – спецназ внутренних войск), в милицейских рядах началось смешение красок и брожение. Некоторые, как собеседник Радио Свобода, уволились сразу после выборов, другие немного позже (18 августа Александр Лукашенко подписал указ о награждении более 300 белорусских силовиков медалями "За безупречную службу"). Третьи продолжали увольняться в сентябре. Несмотря на то, что им приходилось, например, выплачивать неустойку при преждевременном расторжении контракта.

В случае финансовых затруднений таким людям предлагал помочь белорусский IT-предприниматель Микита Микадо, живущий в США (позже он объявил о приостановлении своего участия в проекте помощи уволившимся из белорусских органов). В настоящее время из силовых структур уже почти никто не увольняется. Собеседник Радио Свобода, работавший в уголовном розыске в одном из белорусских городов, объясняет почему. Он попросил не называть ни его имени, ни звания, ни города, в котором он сейчас живет, однако редакции Радио Свобода известна эта информация. Сейчас бывший милиционер работает таксистом и скучает по любимой работе.

До вашего увольнения вы интересовались политикой?

– Я был скорее аполитичен. Где-то когда-то новости я читал, но меня это не касалось.

Когда и при каких обстоятельствах вы уволились?

– Фактически меня уволили 19 августа, но на работу я перестал выходить 9 сентября. Неделю до выборов я дежурил, а потом сказал руководству, что с меня хватит. Сказали, что уволят, я понимал всю серьезность ситуации. 13-го меня попросили больше не выходить и ждать официального приказа.

По какой статье вас уволили?

– За прогулы. За нарушение условий контракта.

После каких событий вы приняли это решение?

Они просто стояли там. А после на суде говорили, что они хлопали в ладоши, кричали

– Это было еще до выборов. По-моему, в июне, когда мы участвовали в разгонах так называемых цепей солидарности. Когда задержали Бабарико (один из кандидатов на президентских выборах в Беларуси. – Прим. РС) и люди в его поддержку выстраивались вдоль дороги. Нас раньше не особо задействовали в мероприятиях, связанных с охраной общественного порядка, но тогда привлекли, и нам пришлось очень глупо разгонять людей, которые ничего не делали. Тогда в моем сознании все немного поменялось. Уже тогда я решил для себя, что больше в этом не участвую.

Потому что глупо? Даже насилия никакого не было?

– Нет, какие-то задержания тех, кто не хотел уходить, были. Мы просили людей: "Переходите дорогу". Получается, мы их водили то в одну сторону, они переходят на другую сторону, а потом обратно. Бессмысленная необоснованная работа, зачем? Если бы я видел, что они нарушают что-то, тогда да, надо вытеснять, задерживать. А когда люди просто вышли выразить свое несогласие и мирно стоят, не скандируют, даже лозунгов не выкрикивают... Они просто стояли там. А после на суде говорили, что они хлопали в ладоши, кричали. Это неправда, этого не было.

Когда представитель силовых структур задерживает или применяет насилие в отношении человека, который просто стоит или идет, за это для него по закону предусмотрена ответственность?

– Если отбросить все эмоции, с которыми я живу эти три месяца, я вообще не понимаю, что сейчас происходит. Работа по гражданке установлена законом, я так работал, но это было не массовое преследование, понимаете, мы работали по бандитам, которые представляли опасность для общества. То, что происходит сейчас, выходит за законные рамки. Силовики не представляются, у них лица скрыты. Почему? Сейчас фактически любой у нас может надеть спортивный костюм, балаклаву и выйти в город, бить людей и говорить, что он из милиции. Это полнейшее беззаконие.

По вашему мнению, были ли провокации со стороны протестующих?

– Говорится, что все, кто выходит протестовать, проплачены, они анархисты, радикальные ультралевые или что-то еще. Какой-то процент таких товарищей, безусловно, есть. Он небольшой. Условно говоря, из двухтысячной толпы человек десять таких будет. У нас 8 августа люди вышли к ЦУМу, на улицу Машерова, и в эту толпу влилось человек 20 людей в черном. Вот по ним было видно, что они настроены буянить. И люди, которые вышли протестовать мирно, к ним не присоединились, а обступили их, а те стояли в толпе как белые вороны. И буквально через пять минут они ушли. Были точечные ситуации, разбирали брусчатку и бросали камни в сотрудников милиции. Без этого – никуда, и тут надо работать в рамках законодательства, находить их, вести следствие и так далее. Но то, что мы видим в действительности, – люди убегают, а задерживают женщин, подростков выхватывают. Это у меня в голове не укладывается.

Пытки в стенах милицейских участков вы можете подтвердить?

– Слушайте, это все задокументировано. Выстраивались коридоры из сотрудников милиции, задержанных пинали ногами, когда они шли. Мы видели избиение дубинками на лавочках, во дворах. Сотрудники Госавтоинспекции задерживали байкеров и избивали их при всех, не стесняясь, на Немиге. Мои друзья это подтверждают. Я доверяю тому, что я вижу.

Один из участников протеста демонстрирует синяки после освобождения из СИЗО. Минск, 14 августа
Один из участников протеста демонстрирует синяки после освобождения из СИЗО. Минск, 14 августа

Как вы оцениваете, много ли хороших специалистов в рядах милиции, спецслужб?

– Безусловно. В каждой профессии есть и специалисты, и люди, которые попали туда случайно. Мне моя работа нравилась, я ее любил, я ею гордился. Точно так же процентов 70 находящихся там, думаю, любят свою профессию, но все поменялось в одночасье. Кто-то не смог мириться с тем, что происходит, и ушел. Кто-то мирится, оправдывая себя, де, ну я же этого не делал. Ну и что, что ты не делал, когда твои коллеги за стенкой прямо сейчас это делают?

Вы не жалеете о том, что ушли?

– В сложившейся ситуации нет. Я скучаю по работе, но в настоящих условиях работать там, носить форму и говорить, что мы защищаем граждан, – не уважать себя.

При каких условиях вы согласились бы вернуться?

– Да общие условия. Те же, что выдвигают рабочие, студенты, интеллигенция, – новые честные выборы, смена руководства. Пока ничего не поменяется, я не смогу туда вернуться.

Когда вы уходили, на вас оказывали давление?

– Да нет, я не почувствовал. Сугубо личные мои опасения, но мне никто не угрожал.

Многие ушли?

– Я не хочу называть конкретную цифру, потому что те, кто хотел заявить об этом, заявили, а те, кто не хотел, остались инкогнито, путь так и будет.

Сейчас ситуация усугубляется, каковы настроения в рядах силовиков?

– К счастью, я больше ни с кем особо не общался после тех событий. Мы, ушедшие, тоже, не совсем теперь "их парни". Понимаете, чем дольше человек работает в этой структуре, тем больше он убеждает себя в правильности своих поступков. Так работает психология человека. Его мозг так устроен, что пытается оправдаться. Вряд ли сейчас кто-то из тех, кто остался работать, а не ушел в самом начале, задумывается об этом. А если и задумываются – то единицы.

И что они говорят себе, когда травят газом пенсионеров?

– Наверное, вот эту песню, что все они куплены. У нас же пропаганда так была построена, что они хотят, как на Украине. Хотя как происходило на Украине – никто толком не знает. Хотят стабильности, не хотят Майдан, а это все засланные и оплаченные. Им за это платят, значит, это их работа, а наша работа – это пресечь. Обычные ни в чем не замеченные граждане сидят дома.

Ваши бывшие коллеги в это верят?

– Я более чем уверен в этом. Есть небольшой процент, которые остаются по другим причинам – близость пенсии, материальные обязательства, но это все равно сделка с совестью.

Задержания участников "Марша против террора" 1 ноября
Задержания участников "Марша против террора" 1 ноября

Вам лично приходилось при исполнении совершать поступки, за которые вам сейчас стыдно?

– Были моменты, когда мне хотелось бы вести себя чуть корректнее, но в глобальном смысле – нет. Я очень гордился своей работой. Я считал, что мы в угрозыске – белая кость всей милиции. Я ведь начинал участковым инспектором, а потом перешел в уголовный розыск. Это была хорошая работа, нужная.

Чем вы сейчас занимаетесь?

– Работаю водителем.

На днях Лукашенко заменил министра внутренних дел на нового. Вы рады этому?

– Это вообще ничего не значит. От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Любые перестановки… Когда новый министр скажет, что были нарушения, стреляли в журналистов, пытали людей (буквально вчера я видел, как человека задерживали у подъезда, избивали), тогда это будет иметь смысл.

XS
SM
MD
LG