Нет, уважаемые читатели, это не географический нонсенс. Это вполне осязаемая геополитическая реальность ближайшего будущего. Если верить «Независимой газете», которая ссылается на некие источники из околокремлевских кругов, Москва изучает возможность установления в Приднестровье радиолокационной станции системы предупреждения о ракетном нападении «Воронеж-ДМ».
И даже если выяснится, что подобных планов у России нет, сама по себе «заточенность» слухов говорит о том, что в коридорах Кремля витают именно такие настроения. А ведь я предсказывал в публикации от 24 марта, что назначение Рогозина спецпредставителем президента России по Приднестровью преследует основополагающую цель: сдерживание западного (читай: румыно-американского) фактора на Днестре. Все остальное – производные.
Выступая 16 апреля в Тирасполе, Дмитрий Рогозин сделал ряд знаковых заявлений. В первую очередь, автор этих заявлений подкупил слушателей своей прямолинейностью. Говоря о приднестровском урегулировании, российский вице-премьер подчеркнул следующее: «Я сказал (в Кишиневе – Э.В.) , что если речь пойдет об унии с Румынией, если эти призывы постоянно будут звучать с разных высоких трибун, то можно любить приднестровцев, можно не любить, но их придется понять. Они не пойдут ни на какой диалог, в случае если речь идет не о Молдове, а о неком другом государстве. Все очень просто. Нужно уважать историю Молдовы». А потом добавил: «Вся эта демагогия вокруг пакта Молотова – Риббентропа, вокруг открытой границы, вокруг единого румынского народа не будет способствовать никакому диалогу».
Более чем красноречивый намек Кишиневу, а через него – Бухаресту. Впрочем, в его заявлении есть очень уязвимое место. Рогозин так и не сказал, что же последует за восстановлением полноформатного диалога между Кишиневом и Тирасполем. Будет ли Россия способствовать восстановлению территориальной целостности РМ и ее суверенитета в Левобережье или же станет вести себя, как все предыдущие годы: декларировать приверженность единой Молдове, в то же время всячески поддерживая, а то и прямо поощряя де-факто сецессию Приднестровья?
Возможно, ответ на этот непростой вопрос Рогозин решил оставить самим властям Молдовы, коль скоро он намекнул на чрезмерное сближение Кишинева с Бухарестом. По крайней мере, я не сомневаюсь в том, что само назначение этого харизматичного, но порой резкого в выражениях политика уже само по себе было сигналом Румынии и Западу: установление в 2015 году в румынском местечке Девеселу элементов системы ПРО не останется без российского ответа. Правда, я не ожидал, что Рогозин возьмет такой крутой старт и во время первого же приезда в регион прочертит красную линию, за которую, по мнению Кремля, не должна переступать Молдова.
Я также не сомневаюсь в том, что, пытаясь оторвать РМ от Румынии, Россия на самом деле хочет пойти на опережение и прочно закрепиться в междуречье Днестра и Прута еще до установки системы ПРО. Дополнительным доводом в пользу этой версии служит вчерашнее сообщение Рогозина о том, что на Днестре служит «не партизанский отряд, а армия». Он пообещал, что к 2020 году российский миротворческий контингент будет перевооружен. Это еще один месседж правому берегу и Западу: «забудьте об изменении формата, мы тут надолго». Вряд ли Рогозин нес отсебятину, говоря это. Экспертное сообщество едино во мнении, что назначение этого политика есть вполне ощутимое начало «новой путинской эпохи» с ее ястребиной сущностью.
Так что Румыния и США поставлены перед фактом: Россия не только не намерена уходить из региона, но и будет укрепляться. В этой сложнейшей ситуации Республика Молдова становится заложником множества факторов: и собственной неосмотрительности, когда, например, бывший и.о. президента Михай Гимпу больше заботился об установке камня в память о советской оккупации, чем о Realpolitik; и газовой зависимости от России; и неясных перспектив европейской интеграции, когда от Кишинева требуют больших уступок и широких реформ, а взамен только обещают подумать об упрощении визового режима, не говоря ни слова о членстве в ЕС.
Словом, Молдова сейчас на распутье. Геополитические реалии таковы, что Запад неспешно, но уверенно наступает на Восток, а Россия, не питая никаких иллюзий по этому поводу и где-то в глубине души осознавая неспособность адекватно ответить на экспансию системы ПРО, жестко цепляется за любую возможность приостановить или отсрочить неизбежное. И посему наш регион волей-неволей оказывается в центре острого противостояния двух Сил.
Я сейчас не завидую руководству Республики Молдова. Оно оказалось между молотом и наковальней. Россия намекает на необходимость сворачивания чрезмерно разросшихся связей с Румынией, многозначительно постукивает ногтем по газовой трубе и ласково поглаживает пушку танка Т-34 на тираспольском Мемориале славы.
Румыния, ЕС и США призывно манят Кишинев синими стягами с 12 золотыми звездами, где-то за их спинами маячат флажки радужных расцветок и видны коробки из-под ксерокса, доверху наполненные разноцветными купюрами евро. Кто бы мог подумать, что самая бедная страна Европы может вызывать такой интерес сильных мира сего? Однако это факт. И первостепенной задачей официального Кишинева, а равно приднестровского руководства, является тщательное взвешивание всех «за» и «против». Сумеют ли они сделать правильный выбор?
И даже если выяснится, что подобных планов у России нет, сама по себе «заточенность» слухов говорит о том, что в коридорах Кремля витают именно такие настроения. А ведь я предсказывал в публикации от 24 марта, что назначение Рогозина спецпредставителем президента России по Приднестровью преследует основополагающую цель: сдерживание западного (читай: румыно-американского) фактора на Днестре. Все остальное – производные.
Выступая 16 апреля в Тирасполе, Дмитрий Рогозин сделал ряд знаковых заявлений. В первую очередь, автор этих заявлений подкупил слушателей своей прямолинейностью. Говоря о приднестровском урегулировании, российский вице-премьер подчеркнул следующее: «Я сказал (в Кишиневе – Э.В.) , что если речь пойдет об унии с Румынией, если эти призывы постоянно будут звучать с разных высоких трибун, то можно любить приднестровцев, можно не любить, но их придется понять. Они не пойдут ни на какой диалог, в случае если речь идет не о Молдове, а о неком другом государстве. Все очень просто. Нужно уважать историю Молдовы». А потом добавил: «Вся эта демагогия вокруг пакта Молотова – Риббентропа, вокруг открытой границы, вокруг единого румынского народа не будет способствовать никакому диалогу».
Более чем красноречивый намек Кишиневу, а через него – Бухаресту. Впрочем, в его заявлении есть очень уязвимое место. Рогозин так и не сказал, что же последует за восстановлением полноформатного диалога между Кишиневом и Тирасполем. Будет ли Россия способствовать восстановлению территориальной целостности РМ и ее суверенитета в Левобережье или же станет вести себя, как все предыдущие годы: декларировать приверженность единой Молдове, в то же время всячески поддерживая, а то и прямо поощряя де-факто сецессию Приднестровья?
Возможно, ответ на этот непростой вопрос Рогозин решил оставить самим властям Молдовы, коль скоро он намекнул на чрезмерное сближение Кишинева с Бухарестом. По крайней мере, я не сомневаюсь в том, что само назначение этого харизматичного, но порой резкого в выражениях политика уже само по себе было сигналом Румынии и Западу: установление в 2015 году в румынском местечке Девеселу элементов системы ПРО не останется без российского ответа. Правда, я не ожидал, что Рогозин возьмет такой крутой старт и во время первого же приезда в регион прочертит красную линию, за которую, по мнению Кремля, не должна переступать Молдова.
Я также не сомневаюсь в том, что, пытаясь оторвать РМ от Румынии, Россия на самом деле хочет пойти на опережение и прочно закрепиться в междуречье Днестра и Прута еще до установки системы ПРО. Дополнительным доводом в пользу этой версии служит вчерашнее сообщение Рогозина о том, что на Днестре служит «не партизанский отряд, а армия». Он пообещал, что к 2020 году российский миротворческий контингент будет перевооружен. Это еще один месседж правому берегу и Западу: «забудьте об изменении формата, мы тут надолго». Вряд ли Рогозин нес отсебятину, говоря это. Экспертное сообщество едино во мнении, что назначение этого политика есть вполне ощутимое начало «новой путинской эпохи» с ее ястребиной сущностью.
Так что Румыния и США поставлены перед фактом: Россия не только не намерена уходить из региона, но и будет укрепляться. В этой сложнейшей ситуации Республика Молдова становится заложником множества факторов: и собственной неосмотрительности, когда, например, бывший и.о. президента Михай Гимпу больше заботился об установке камня в память о советской оккупации, чем о Realpolitik; и газовой зависимости от России; и неясных перспектив европейской интеграции, когда от Кишинева требуют больших уступок и широких реформ, а взамен только обещают подумать об упрощении визового режима, не говоря ни слова о членстве в ЕС.
Словом, Молдова сейчас на распутье. Геополитические реалии таковы, что Запад неспешно, но уверенно наступает на Восток, а Россия, не питая никаких иллюзий по этому поводу и где-то в глубине души осознавая неспособность адекватно ответить на экспансию системы ПРО, жестко цепляется за любую возможность приостановить или отсрочить неизбежное. И посему наш регион волей-неволей оказывается в центре острого противостояния двух Сил.
Я сейчас не завидую руководству Республики Молдова. Оно оказалось между молотом и наковальней. Россия намекает на необходимость сворачивания чрезмерно разросшихся связей с Румынией, многозначительно постукивает ногтем по газовой трубе и ласково поглаживает пушку танка Т-34 на тираспольском Мемориале славы.
Румыния, ЕС и США призывно манят Кишинев синими стягами с 12 золотыми звездами, где-то за их спинами маячат флажки радужных расцветок и видны коробки из-под ксерокса, доверху наполненные разноцветными купюрами евро. Кто бы мог подумать, что самая бедная страна Европы может вызывать такой интерес сильных мира сего? Однако это факт. И первостепенной задачей официального Кишинева, а равно приднестровского руководства, является тщательное взвешивание всех «за» и «против». Сумеют ли они сделать правильный выбор?