О том, что происходит в Витебской тюрьме и в Белоруссии вообще, Ирина Халип рассказала в интервью Радио Свобода.
- С моим мужем происходит что-то очень странное, явно противозаконное, явно угрожающее его жизни и здоровью. Он отбывал наказание в Новополоцкой колонии усиленного режима. И вдруг 20 сентября стало известно, что его якобы переводят в колонию города Бобруйск. По белорусскому уголовно-исполнительному кодексу перевод в другую колонию возможен только в исключительных случаях, когда происходит что-то катастрофическое, препятствующее дальнейшему нахождению заключенного там. Ничего подобного с моим мужем в Новополоцке не происходило.
Сначала мы звонили с адвокатом Андрея каждый день в Бобруйскую колонию. Нам отвечали, что 22-го сентября он прибудет туда по этапу. Потом его ждали 24-го. 26 сентября нам сказали, что он по-прежнему он не прибыл. Тогда я отправилась в департамент исполнения наказаний МВД Белоруссии и спросила: где мой муж? И там выяснилось, что его никуда не перевозили, что он пять дней находился в тюрьме города Витебска - это такой печально известный централ. Там, совершенно случайно, мой муж повстречался с другим политзаключенным, Дмитрием Дашкевичем, лидером "Молодого фронта". Оказалось, что его в тот же день точно также вывезли из колонии и привезли в эту тюрьму, в которой держали до 25 сентября, когда его так же неожиданно перевели в Могилев.
А мой муж в Могилевской тюрьме услышал странные угрозы. Заключенные, думаю, работающие, даже не на администрацию тюрьмы, а, скорее всего, на КГБ, со ссылкой на неких людей в штатском, говорили, что Андрей до Бобруйска не доедет, что его убьют по дороге или в Могилеве, и что дана задача его уничтожить.
- Никаких формальных мотивировок перевода в другую колонию вы в МВД не услышали?
- Нет. Внятного ответа от департамента исполнения наказаний я не дождалась. Когда я прямо спросила, на каком основании его из Новополоцка решили перевести в Бобруйск, мне сказали: вы же писали статьи, что в Новополоцке плохая колония - вот мы и пошли вам навстречу.
Я прекрасно понимаю, что это решение принималось не в департаменте исполнения наказаний, что это некая комбинация, возможно, даже многоходовая. Потому что если двух политзаключенных в один день срывают с места и начинают бросать из тюрьмы в тюрьму, значит, происходит что-то, чего мы не знаем - у нас такими вещами занимается КГБ.
- С какой целью давят на Санникова? Некоторые предполагают, что таким образом из него пытаются выбить прошение о помиловании. Но зачем – если его явно не собираются выпускать?
- Все с самого начала знали, что Андрей никогда в жизни ничего подобного не подпишет. Ему этого даже и не предлагали, в отличие от других заключенных. Я думаю, цель такая: довести человека, деморализовать его, уничтожить как личность, чтобы он сам, без подталкиваний, без напоминаний со стороны, решил написать прошение: "Выпустите меня отсюда, я больше не могу, я на все согласен".
- Возможно, наиболее активных и значимых деятелей оппозиции Лукашенко придерживает для дальнейшей торговли с Западом? Это ведь обычная тактика - продать их за, скажем, кредит или какое-нибудь политическое потепление. То, что происходит с Санниковым, укладывается в эту логику?
- Абсолютно укладывается. Ввозможно, Лукашенко просто набивает цену. И отсюда угрозы – чтобы все понимали: речь идет уже не просто о судьбе политзаключенных, речь идет о его жизни.
- В белорусской оппозиции с определенными надеждами ждали осени, когда политическая ситуация у Лукашенко будет еще сложнее, чем летом. Это тоже как-то влияет на то, что Лукашенко изолирует традиционных оппозиционных лидеров, способных возглавить протестные движения?
- Я думаю, что это так, Лукашенко опасается их выпускать именно потому, что осенью непременно начнется новая волна акций протеста. На 8 октября назначен Народный сход. И я не думаю, что до 8 октября Лукашенко осмелится освободить политзаключенных.
- Но, говоря о западном давлении, надо отметить, что, несмотря ни на что, Минск все же совсем не отстранили от участия в саммите Восточного партнерства, открывающегося 29 сентября. По вашим ощущениям, Лукашенко каким-то образом все-таки стабилизировал для себя ситуацию?
- Нет, скорее, наоборот – я имею в виду тот экономический кризис, который разразился. Что же касается "Восточного партнерства", то его статус для Белоруссии сразу был понижен, туда был приглашен министр иностранных дел, - ему не запрещен въезд в Евросоюз. Но и от работы на этом уровне Белоруссия отказалась, участие в саммите примет только посол.
- У вас есть какие-то связи с вашим мужем, хотя бы из тех, которые обычно все-таки позволяется заключенным?
- С тех пор, как его вывезли из Новополоцкой колонии, у меня нет с ним вообще никакой связи. К счастью, после того, как спустя неделю удалось установить его местонахождение, его посетил адвокат.
- С моим мужем происходит что-то очень странное, явно противозаконное, явно угрожающее его жизни и здоровью. Он отбывал наказание в Новополоцкой колонии усиленного режима. И вдруг 20 сентября стало известно, что его якобы переводят в колонию города Бобруйск. По белорусскому уголовно-исполнительному кодексу перевод в другую колонию возможен только в исключительных случаях, когда происходит что-то катастрофическое, препятствующее дальнейшему нахождению заключенного там. Ничего подобного с моим мужем в Новополоцке не происходило.
Сначала мы звонили с адвокатом Андрея каждый день в Бобруйскую колонию. Нам отвечали, что 22-го сентября он прибудет туда по этапу. Потом его ждали 24-го. 26 сентября нам сказали, что он по-прежнему он не прибыл. Тогда я отправилась в департамент исполнения наказаний МВД Белоруссии и спросила: где мой муж? И там выяснилось, что его никуда не перевозили, что он пять дней находился в тюрьме города Витебска - это такой печально известный централ. Там, совершенно случайно, мой муж повстречался с другим политзаключенным, Дмитрием Дашкевичем, лидером "Молодого фронта". Оказалось, что его в тот же день точно также вывезли из колонии и привезли в эту тюрьму, в которой держали до 25 сентября, когда его так же неожиданно перевели в Могилев.
А мой муж в Могилевской тюрьме услышал странные угрозы. Заключенные, думаю, работающие, даже не на администрацию тюрьмы, а, скорее всего, на КГБ, со ссылкой на неких людей в штатском, говорили, что Андрей до Бобруйска не доедет, что его убьют по дороге или в Могилеве, и что дана задача его уничтожить.
- Никаких формальных мотивировок перевода в другую колонию вы в МВД не услышали?
- Нет. Внятного ответа от департамента исполнения наказаний я не дождалась. Когда я прямо спросила, на каком основании его из Новополоцка решили перевести в Бобруйск, мне сказали: вы же писали статьи, что в Новополоцке плохая колония - вот мы и пошли вам навстречу.
Я прекрасно понимаю, что это решение принималось не в департаменте исполнения наказаний, что это некая комбинация, возможно, даже многоходовая. Потому что если двух политзаключенных в один день срывают с места и начинают бросать из тюрьмы в тюрьму, значит, происходит что-то, чего мы не знаем - у нас такими вещами занимается КГБ.
- С какой целью давят на Санникова? Некоторые предполагают, что таким образом из него пытаются выбить прошение о помиловании. Но зачем – если его явно не собираются выпускать?
- Все с самого начала знали, что Андрей никогда в жизни ничего подобного не подпишет. Ему этого даже и не предлагали, в отличие от других заключенных. Я думаю, цель такая: довести человека, деморализовать его, уничтожить как личность, чтобы он сам, без подталкиваний, без напоминаний со стороны, решил написать прошение: "Выпустите меня отсюда, я больше не могу, я на все согласен".
- Возможно, наиболее активных и значимых деятелей оппозиции Лукашенко придерживает для дальнейшей торговли с Западом? Это ведь обычная тактика - продать их за, скажем, кредит или какое-нибудь политическое потепление. То, что происходит с Санниковым, укладывается в эту логику?
- Абсолютно укладывается. Ввозможно, Лукашенко просто набивает цену. И отсюда угрозы – чтобы все понимали: речь идет уже не просто о судьбе политзаключенных, речь идет о его жизни.
- В белорусской оппозиции с определенными надеждами ждали осени, когда политическая ситуация у Лукашенко будет еще сложнее, чем летом. Это тоже как-то влияет на то, что Лукашенко изолирует традиционных оппозиционных лидеров, способных возглавить протестные движения?
- Я думаю, что это так, Лукашенко опасается их выпускать именно потому, что осенью непременно начнется новая волна акций протеста. На 8 октября назначен Народный сход. И я не думаю, что до 8 октября Лукашенко осмелится освободить политзаключенных.
- Но, говоря о западном давлении, надо отметить, что, несмотря ни на что, Минск все же совсем не отстранили от участия в саммите Восточного партнерства, открывающегося 29 сентября. По вашим ощущениям, Лукашенко каким-то образом все-таки стабилизировал для себя ситуацию?
- Нет, скорее, наоборот – я имею в виду тот экономический кризис, который разразился. Что же касается "Восточного партнерства", то его статус для Белоруссии сразу был понижен, туда был приглашен министр иностранных дел, - ему не запрещен въезд в Евросоюз. Но и от работы на этом уровне Белоруссия отказалась, участие в саммите примет только посол.
- У вас есть какие-то связи с вашим мужем, хотя бы из тех, которые обычно все-таки позволяется заключенным?
- С тех пор, как его вывезли из Новополоцкой колонии, у меня нет с ним вообще никакой связи. К счастью, после того, как спустя неделю удалось установить его местонахождение, его посетил адвокат.