В Москве вынесен приговор по делу гражданина России Геннадия Сипачева, обвиненного в государственной измене в форме шпионажа. Сипачева признали виновным и приговорили к четырем годам заключения строго режима. По данным следствия, Геннадий Сипачев передавал секретные карты российского Генштаба Вооруженных сил разведструктурам министерства обороны США.
Впервые в практике дел о государственной измене было заключено досудебное соглашение о сотрудничестве, согласно которому Геннадий Сипачев полностью признал вину и оказал активное содействие следствию. Именно этим объясняют столь мягкий приговор в деле о шпионаже эксперты. Впрочем, саму формулировку "сотрудничество со следствием" большинство из них трактует по-разному. Бывший советский разведчик Олег Гордиевский считает, что на фоне других приговоров по шпионским делам этот приговор выглядит пустяковым. По его предположениям, сотрудничество со следствием могло не ограничиться только признательными показаниями:
– Четыре года означает, что его скоро отпустят за хорошее поведение. Может быть, что он уже был агентом КГБ, которому разрешили быть в контакте. Он был в контакте, чтобы показать, что он шпионил, а потом его демонстративно арестовали, то есть это такая игра. Все пойманные активно содействуют следствию. Я не люблю слова "двойной агент", но это как раз тот самый типичный случай. Четыре года – это просто пустячок. И раз он активно сотрудничал со следствием, его посадят в такую тюрьму, где его бандиты не убьют, потому что когда хотят убить человека (а смертной казни нет), его посылают в такую тюрьму, где его убивают через несколько недель. Он будет в тюрьме на особых условиях, его будут охранять от нападений тюремных бандитов.
Главный редактор сайта "Агентура.ру" Андрей Солдатов считает, что, возможно, столь мягкий приговор был демонстрацией преимуществ практики досудебных соглашений. Однако Солдатов считает, что случай Сипачева – не самый удачный пример:
– Практика досудебных дел с правосудием, в основном, была придумана не для дел по шпионажу в основном, а для борьбы с организованной преступностью. Там это имеет смысл, потому что, например, один из мелких лидеров может таким образом пойти на сотрудничество и сдать всю крупную банду, получив защиту и освобождение от ответственности. В случае же со шпионажем, нет никакой банды, материалы, которые собраны в ходе следствия, в частности, о встречах человека с агентами разведки, обычно уже есть в деле, и вряд ли шпион добавляет какие-то детали о характере и привычках иностранных разведок. Как правило, он об этом очень мало знает. Ему дают какие-то сигналы, дают некую информацию, как связывать и не более того.
По мнению главного редактора журнала "Национальная оборона" Игоря Коротченко, непривычно малый для шпионского дела срок может объясняться тем, что переданная Пентагону информация не была существенно важной:
– Если мы будем называть вещи своими именами, конечно, состав преступления имеется, поскольку речь идет о том, что некие грифованные карты, выпущенные Военно-топографическим управлением Генерального штаба, попали в руки американцев. Но, если исходить из существующих реалий, то существенный ущерб интересам национальной безопасности действия Сипачева, разумеется, не нанесли, потому что Пентагон использует исключительно собственные высокотехнологичные методы картографирования российской территории, которые не имеют отношения к тем документам, которые Сипачев передавал.
Дело Геннадия Сипачева заставило вспомнить о других делах, где обвиненные в шпионаже получали значительно более серьезные сроки. По мнению Андрея Солдатова, возможно, в деле Сипачева сыграло свою роль мнение европейского сообщества:
– Структуры Евросоюза постоянно давят на Россию, потому что в России выносятся самые жуткие приговоры по делам о государственной измене. Это давление чувствуется, в том числе и в ФСБ. Недаром в этой структуре по делам, которые были открыты в середине 2000-х годов, например, уже старались избегать таких слов, как "госизмена". Вместо этого ученых или руководителей научно-исследовательских институтов обвиняли не в государственной измене или шпионаже, а по экономическим статьям, чтобы погасить эффект, не создавать ощущения шпиономании. Давайте будем очень осторожны, но будем надеяться, что давление со стороны европейского сообщества сыграло некоторую роль. Может быть, этот шпионский тренд будет как-то меняться.
Предположения экспертов в отношении приговора Геннадию Сипачеву, скорее всего, таковыми и останутся. Информации по этому делу немного, и ограничивается она сухими официальными формулировками.
Впервые в практике дел о государственной измене было заключено досудебное соглашение о сотрудничестве, согласно которому Геннадий Сипачев полностью признал вину и оказал активное содействие следствию. Именно этим объясняют столь мягкий приговор в деле о шпионаже эксперты. Впрочем, саму формулировку "сотрудничество со следствием" большинство из них трактует по-разному. Бывший советский разведчик Олег Гордиевский считает, что на фоне других приговоров по шпионским делам этот приговор выглядит пустяковым. По его предположениям, сотрудничество со следствием могло не ограничиться только признательными показаниями:
– Четыре года означает, что его скоро отпустят за хорошее поведение. Может быть, что он уже был агентом КГБ, которому разрешили быть в контакте. Он был в контакте, чтобы показать, что он шпионил, а потом его демонстративно арестовали, то есть это такая игра. Все пойманные активно содействуют следствию. Я не люблю слова "двойной агент", но это как раз тот самый типичный случай. Четыре года – это просто пустячок. И раз он активно сотрудничал со следствием, его посадят в такую тюрьму, где его бандиты не убьют, потому что когда хотят убить человека (а смертной казни нет), его посылают в такую тюрьму, где его убивают через несколько недель. Он будет в тюрьме на особых условиях, его будут охранять от нападений тюремных бандитов.
Главный редактор сайта "Агентура.ру" Андрей Солдатов считает, что, возможно, столь мягкий приговор был демонстрацией преимуществ практики досудебных соглашений. Однако Солдатов считает, что случай Сипачева – не самый удачный пример:
– Практика досудебных дел с правосудием, в основном, была придумана не для дел по шпионажу в основном, а для борьбы с организованной преступностью. Там это имеет смысл, потому что, например, один из мелких лидеров может таким образом пойти на сотрудничество и сдать всю крупную банду, получив защиту и освобождение от ответственности. В случае же со шпионажем, нет никакой банды, материалы, которые собраны в ходе следствия, в частности, о встречах человека с агентами разведки, обычно уже есть в деле, и вряд ли шпион добавляет какие-то детали о характере и привычках иностранных разведок. Как правило, он об этом очень мало знает. Ему дают какие-то сигналы, дают некую информацию, как связывать и не более того.
По мнению главного редактора журнала "Национальная оборона" Игоря Коротченко, непривычно малый для шпионского дела срок может объясняться тем, что переданная Пентагону информация не была существенно важной:
– Если мы будем называть вещи своими именами, конечно, состав преступления имеется, поскольку речь идет о том, что некие грифованные карты, выпущенные Военно-топографическим управлением Генерального штаба, попали в руки американцев. Но, если исходить из существующих реалий, то существенный ущерб интересам национальной безопасности действия Сипачева, разумеется, не нанесли, потому что Пентагон использует исключительно собственные высокотехнологичные методы картографирования российской территории, которые не имеют отношения к тем документам, которые Сипачев передавал.
Дело Геннадия Сипачева заставило вспомнить о других делах, где обвиненные в шпионаже получали значительно более серьезные сроки. По мнению Андрея Солдатова, возможно, в деле Сипачева сыграло свою роль мнение европейского сообщества:
– Структуры Евросоюза постоянно давят на Россию, потому что в России выносятся самые жуткие приговоры по делам о государственной измене. Это давление чувствуется, в том числе и в ФСБ. Недаром в этой структуре по делам, которые были открыты в середине 2000-х годов, например, уже старались избегать таких слов, как "госизмена". Вместо этого ученых или руководителей научно-исследовательских институтов обвиняли не в государственной измене или шпионаже, а по экономическим статьям, чтобы погасить эффект, не создавать ощущения шпиономании. Давайте будем очень осторожны, но будем надеяться, что давление со стороны европейского сообщества сыграло некоторую роль. Может быть, этот шпионский тренд будет как-то меняться.
Предположения экспертов в отношении приговора Геннадию Сипачеву, скорее всего, таковыми и останутся. Информации по этому делу немного, и ограничивается она сухими официальными формулировками.
