На днях я прочел интервью первого президента Молдовы Мирчи Снегура изданию Ziarul Național. Он рассказал о некоторых эпизодах раннего периода развития приднестровского конфликта. После прочтения этих строк я понял, что просто обязан поделиться с читателями своими собственными воспоминаниями – точнее, содержанием разговоров с высокопоставленными представителями в Тирасполе и Кишиневе.
Но сначала дадим слово бывшему президенту РМ. Он, в частности, рассказал, что украинское руководство в лице первого президента Леонида Кравчука занимало пророссийскую позицию. Забегая вперед, отмечу от себя, что это, вероятно, объясняется тем, что ельцинская Россия шла на беспрецедентные уступки Киеву и, в первую очередь, по вопросу Крыма.
«Украинский президент Леонид Кравчук говорил мне, что мы должны решить (приднестровскую) проблему так, как они (украинцы) решили ее с Крымом, - вспоминает Снегур. – Что вот, мол, они дали ему (Крыму) статус республики и положили конец всем проблемам и недоговоренностям». Что ж, теперь остается лишь посочувствовать Леониду Кравчуку по поводу того, как в итоге Украина «решила» проблему Крыма.
Мирча Снегур также рассказал, что летом 1992 года, в разгар трагических событий в Бендерах, он отправился в Стамбул на учредительный саммит Организации Черноморского экономического сотрудничества, где инициировал встречу с Борисом Ельциным, Леонидом Кравчуком и президентом Румынии Ионом Илиеску. И что интересно, Кравчук отчаянно противился участию румынского лидера.
Я заостряю внимание на этом эпизоде, чтобы объяснить читателям одну, возможно, нелицеприятную вещь: Украина никогда не была настоящим другом Молдовы. Ни общий курс на европейскую интеграцию, ни сегодняшняя солидарность в связи с трагическими событиями на востоке Украины не могут просто так вычеркнуть из истории несколько принципиальных фактов.
Во-первых, во время войны на Днестре 1992 года на стороне Приднестровья воевали представители праворадикальных украинских группировок, об этом известно и в Кишиневе, и в Киеве. Во-вторых, все годы существования непризнанного Приднестровья не прекращались разговоры о многомиллиардной контрабанде через неконтролируемый приднестровский участок. Не пытаясь подтвердить или опровергнуть эти утверждения, я всегда спрашивал своих собеседников: «Минуточку, а благодаря кому эта контрабанда процветала? С вероятностью 50% это происходило благодаря Украине».
В-третьих, в Киеве всегда помнили, что Приднестровье – это на треть населенный украинцами регион, и их нужно защищать и поддерживать. Один приднестровский чиновник мне как-то сказал: «Украина всегда будет воспринимать румынский и турецкий фактор (касательно Крыма) как потенциальную угрозу». Отсюда и некоторая дистанция между Киевом и Кишиневом: «румынский фактор» экстраполируется на Кишинев.
Однако вернемся к интервью Снегура. По его словам, в 1990 году президент СССР Михаил Горбачев предупреждал, что у Кишинева «будут проблемы», если он не подпишет новый союзный договор. Прочитав эти строки, я тут же вспомнил еще один разговор, состоявшийся в Тирасполе примерно в 2002 году. Один тамошний чиновник (вернее, чиновница) вспоминает: «Горбачев в те годы предупреждал Снегура, что, если Молдова не пойдет на условия Москвы (вероятно, речь шла именно о союзном договоре), союзный центр создаст проблемы Кишиневу, чтобы тот не «уплыл» в Румынию». «Мирча, у тебя будут проблемы, мы создадим республику (sic!)», - будто бы сказал Горбачев Снегуру. По словам чиновницы, непосредственным автором приднестровского проекта был не кто иной, как тогдашний председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов (это мне позже подтвердили еще несколько человек в Тирасполе).
Рассмотрим теперь фрагмент интервью Снегура по поводу Кравчука и Крыма. С этими словами я вспомнил другую беседу, состоявшуюся с одним кишиневским чиновником в феврале 2008 года. По его словам, молдавская сторона предлагала Тирасполю очень выгодный вариант реинтеграции: «Статус выше, чем у Крыма в Украине, но ниже, чем у Татарстана в Российской Федерации».
На мой резонный вопрос, что же мешает Тирасполю согласиться, собеседник рассказал, что Игорь Смирнов не возражает, но зато яростно противится Владимир Антюфеев. При этом Кишинев готов даже на «интеграцию» Смирнова в политическое сообщество Молдовы, но категорически не хочет видеть шефа МГБ. Но самое главное, сказал чиновник, Москва считает этот вариант урегулирования оптимальным и готова его «протолкнуть».
В целом, надо сказать, период 2007-2008 годов был очень активным в процессе переговоров по Приднестровью. Но это была необычная активность – скрытая, с полунамеками, утечками, мхатовскими паузами и показным оптимизмом. Автор этих строк помнит волнения некоторых известных людей в Тирасполе в июне 2007 года: «Завтра Путин и Воронин решат приднестровский вопрос! Завтра мы проснемся в другой стране!». Не решили.
А еще раньше, в апреле, я имел удовольствие перевести для «Нового Региона» два материала, которые известный политолог Владимир Сокор опубликовал в западной прессе. Эти две утечки тогда взорвали медиа-пространство двух берегов Днестра (текст 1 текст 2) и, само собой, вызвали большое беспокойство в западных столицах, о чем не преминул написать тот же Сокор (текст 3) в июне 2007 года.
Вероятно, именно давление Запада привело к «шараханьям» молдавского руководства, которое стало колебаться и делать противоречивые заявления: например, признавало, по сути, формат 2+1 (Кишинев, Тирасполь, Москва), но официально требовало работы только в формате 5+2. Я вполне допускаю, что Кишинев был готов пойти в вопросе урегулирования до конца, как говорил молдавский чиновник зимой 2008 года, но далее что-то пошло не так, и процесс стал проходить менее интенсивно.
Тем не менее, в марте 2009 года высокопоставленные чиновники в приднестровской администрации рассказали мне, что Москва намерена осуществить один амбициозный сценарий. Говорили, что Кремль заставляет Игоря Смирнова отстранить вице-президента Александра Королева, согласиться на реформу Конституции Приднестровья с переходом на парламентскую форму правления, сделать ставку на Верховный Совет во главе с Евгением Шевчуком и осуществить реинтеграцию через парламенты двух берегов. Мои собеседники были настолько удивлены быстротой и напористостью Москвы, что говорили об этом плане как о свершившемся факте.
Косвенным свидетельством наличия такого плана стало принятие Медведевым, Ворониным и Смирновым в Москве 18 марта 2009 года совместного заявления по приднестровскому урегулированию. Большой шум вызвала следующая фраза в документе: «Стороны отмечают стабилизирующую роль нынешней миротворческой операции в регионе и исходят из целесообразности ее трансформации в мирогарантийную операцию под эгидой ОБСЕ по итогам приднестровского урегулирования».
Именно слова «по итогам…» вызвали настоящую бурю в Кишиневе и западных столицах. Считалось и считается, что тем самым Воронин подписался под бесконечным затягиванием переговоров в интересах России. Как сказал мне пару лет назад один представитель молдавского экспертного сообщества, этот документ взывал ярость на Западе. «Они (Запад) не простили это Воронину и решили наказать, организовав апрельские события», - уверенно сказал мой собеседник. На мой робкий переспрос (исключительно во имя принципа «во всём сомневайся») о том, действительно ли это был Запад или, может быть, Россия, коллега-политолог раздраженно ответил: «О чем Вы говорите, какая Россия?! Это был Запад, они убрали Воронина именно за эту подпись в Москве!».
Так это или нет, мы, думаю, узнаем нескоро. Я же хочу отметить, что «скелеты» приднестровского урегулирования еще долго будут вываливаться из шкафов. Основные участники конфликта на Днестре пока живы, и мы время от времени будем узнавать новые интересные детали о событиях тех лет. Автор этих строк тоже о многом наслышан, но – всему свое время…