На протяжении последних 25 лет я множество раз беседовал с литературным критиком, прозаиком и политическим обозревателем, выдающимся англистом и профессором Западного Университета в Тимишоаре Мирчей Михэешом. Наши беседы, публиковавшиеся отдельными книгами, я собрал в один сборник, изданный в 2011 году издательством Curtea Veche Publishing под названием «И дольше века длится переходный период. Румыния после Чаушеску» (O tranziție mai lungă decât veacul. România după Ceaușescu). Отправной точкой сборника стали несколько первостепенных вопросов, призванных уяснить проблемы, вызовы, дилеммы, иллюзии и разочарования, с которыми румынское общество сталкивается в течение последних двух с половиной десятилетий. Ниже я попытаюсь суммировать содержание книги.
Во-первых, в книге говорится о том, что я называю остаточным коммунизмом или о том, что покойный Корнелиу Копосу определил как неокоммунистический синдром. В отличие от других посткоммунистических стран, в Румынии нагляднее проходила непрерывная перестановка номенклатуры, не желавшей принимать последствий декабрьской революции 1989 года. Ион Илиеску стал знаменосцем этого номенклатурного реванша, на помощь которому пришли такие деятели, как Петре Роман, Вирджил Мэгуряну, Николае Вэкэрою и др. Воцарилось то, что Х.-Р. Патапиевич назвал системой Илиеску.
В первые годы после падения режима Чаушеску преобладали конфликты между представителями неономенклатуры, ставшими на путь мошеннического обогащения (хищнический капитализм), и возрождённым гражданским обществом. То, что мы называем политическим обществом, пришло к расколу и продолжает оставаться разнородным целым. Не было и, думаю, пока ещё нет того, что социолог Ральф Дарендорф рассматривал в качестве условия успешной демократической консолидации: консенсуса по поводу основополагающих ценностей, которые посредством Конституции делают политику пространством взаимодействия. Символом по сей день существующего разлома стала атака на правовое государство в виде провалившегося государственного переворота, который летом 2012 года организовали Виктор Понта, Крин Антонеску и Дан Войкулеску. И неважно, влюблён ли Понта в коммунистические идеалы. Вполне возможно, что и нет. Однако он является заложником коммунистического мышления, он лжёт даже когда говорит «добрый день».
Во-вторых, только в период президентства Траяна Бэсеску, точнее 18 декабря 2006 года, отошли воды (заимствую формулировку Дойны Желы) в вопросе касательно травмирующего прошлого. Принятие главой государства ответственности за Окончательный Отчёт было, как писал Иоан Станомир, восстановительным актом. Предшественники Траяна Бэсеску, Ион Илиеску и Эмиль Константинеску, избегали подобных действий, направленных на решительный и бесповоротный разрыв с диктаторским прошлым. Первый отрицал саму необходимость осуждения коммунизма, к которому он всю жизнь испытывал неоспоримую страсть. Второй, будучи, вероятно, антикоммунистом, поплатился за собственное тщеславие, обманувшись мыслью о том, что его присутствие в Котроченах само по себе поставило конец тоталитарному наследству. В действительности же, правовое государство не может надёжно и эффективно функционировать, если нет отмежевания от того, что немецкий президент Роман Херцог когда-то назвал неправовым государством (Unrechtsstaat).
В-третьих, пребывание Иона Илиеску в румынской политике последней четверти века имело глобальные негативные последствия, сравнимые с опытом коммунизма, только без элементов массового террора. Ион Илиеску сконцентрировал политическое пространство вокруг себя и навязал псевдодемократические ценности. Он сделал ставку на крикливый и дешёвый национализм, породнился через «Красный Четырёхугольник» с экстремистами вроде Корнелиу Вадима Тудора и протохронистами типа Михая Унгяну. Не думаю, что в какой-либо другой посткоммунистической стране было бы возможно политическое возрождение лакеев почившей диктатуры, подобных Вадиму Тудору и Адриану Пэунеску. Отсюда и первостепенное значение «Призыва к подхалимам» Габриела Лиичану и тимишоарского Воззвания.
В-четвёртых, удерживался кризис ценностей и памяти, который поощрялся цинизмом, преобладавшим в рядах политического класса. Не идеализируя личности того, кто завершает сейчас свой мандат, думаю, что лишь с приходом Траяна Бэсеску в Румынии произошла моральная встряска. За это он поплатился тем, что два раза отстранялся от должности. На ноябрьских выборах 2014 года Моника Маковей олицетворяла то, что вместе с Мариусом Станом мы называем гражданским альтруизмом. Можно надеяться, что избранному президенту, Клаусу Йоханнису, удастся продолжить начатое.
В-пятых, в экономическом плане Румыния сумела удержаться на плаву, начал расти свободный рынок, появился средний класс, для которого либеральные ценности имеют большое значение. Номенклатурное государство, единственной целью которого являлось содействие извлечению выгоды олигархами переходного периода, было серьёзно подорвано мерами по борьбе с коррупцией. В этом смысле следует подчеркнуть фундаментальную роль таких учреждений, как Национальный Департамент по Борьбе с Коррупцией и Национальное Агентство по вопросам Целостности, которые стали основной мишенью систематических (и токсических) атак покорных средств (дез)информации, подконтрольных баронам Социал-демократической Партии и другим врагам правового государства.
В-шестых, выборы 2014 года указывают на тенденцию, которая, являясь результатом смены поколений, как в политике, так и в интеллектуальной жизни, усилится в последующие годы. Я имею в виду возникновение и утверждение конституционного патриотизма. Вопреки ксенофобской кампании Виктора Понты, за Клауса Йоханниса проголосовало впечатляющее количество граждан, участвовавших в выборах. Этноцентристские фобии и цирковая ортодоксия не дали никаких результатов.
Наконец, в сравнении с ситуацией в других странах этой зоны, румынская демократия оказалась прочнее, чем, скажем, венгерская. Другими словами, вопреки колоссальному преимуществу, которым Виктор Понта обладал в 2014 году, орбанизация страны провалилась. В момент, когда я пишу эту статью, понтократия пребывает в стадии безнадёжной агонии, во многом аналогичной агонии режима Чаушеску в ноябре 1989 года. Однако исторический момент ныне другой, Румыния входит в состав ЕС и НАТО, а субъекты былых времён являются сегодня гражданами, знающими свои права. Отсюда и соблазн умеренного оптимизма.